Самая большая столица по площади в мире

Систем Фактор компании Asseco отвечает за сбор, хранение и обработку данных по факторинговым операциям. Он также позволяет осуществлять их комплексное урегулирование, включая формирование документов и отчетов. Приложение также выступает в качестве информационного центра для людей, обслуживающих вышеупомянутые транзакции. Кроме того, система поддерживает все виды факторинга (включая внутренний, экспортный, импортный), а также различные его формы и виды, в том числе классический, обратный, полный, неполный, страховой.Быстрый доступ к приложению через браузер и работа из разных мест — существенное преимущество решения, которое можно использовать на различных устройствах.

На основании данных PZF: решение Faktor by Asseco обслужило в 2017 году более 45% факторинговых операций, проведенных в Польше членами PZF, на сумму 80 млрд злотых.

Экосистема факторинга от Asseco Business Solutions включает в себя решения, отвечающие за решение отдельных задач в процессе факторинга (Faktor, Faktor WEB, Transfer Matching, Faktor BI, Faktor Data Exchange, Faktor API, Faktor Mobile, Softlab ERP от Asseco).Таким образом, пользователи могут выбрать наиболее подходящий пакет решений в зависимости от потребностей своего бизнеса. Задача приложения — поддерживать транзакционную, аналитическую и управленческую деятельность, а также обеспечивать электронный обмен данными с контрагентами.

Asseco Business Solutions специализируется на производстве ИТ-решений для предприятий. В комплексное предложение компании входят программы для работы с факторинговыми сделками, системы класса ERP, поддерживающие бизнес-процессы на средних и крупных предприятиях, программы, поддерживающие работу в сфере HR, мобильные приложения для управления сетью торговых представителей, платформы обмена данными и набор приложений для управление небольшой организацией.На протяжении многих лет все системы Asseco Business Solutions успешно поддерживают работу десятков тысяч предприятий, учитывая их размер, специфику и технологии, предпочитаемые заказчиками. Приложения внедрены в 50 странах мира. Кроме того, Asseco Business Solutions входит в состав международной Asseco Group, ведущего поставщика проприетарного программного обеспечения на европейском рынке. С 2007 года компания также котируется на Варшавской фондовой бирже.

По состоянию на август 2018 г.Asseco Business Solutions сотрудничает с Польской ассоциацией факторов (PZF) в качестве поддерживающего партнера. Над сотрудничество подтверждает сильную позицию Asseco BS на рынке поставщиков программного обеспечения для факторинговых организаций.

Больше информации: www.assecobs.pl

Хотя Польша вступила в Европейский Союз в 2004 году, процесс европейской интеграции повлиял на ее экономику практически с самого начала системных преобразований. После подписания Соглашения об ассоциации 16 декабря 1991 г. присоединение к Европейскому сообществу стало ясной стратегической целью польского правительства. Этот факт повысил доверие к Польше в глазах инвесторов и уже оказал положительное влияние на экономический рост.

Европейскую интеграцию практически невозможно отделить от системной трансформации, поэтому трудно четко выделить последствия этого начального процесса, т.е. оценить разницу между фактическими параметрами польской экономики и гипотетическим сценарием, при котором Польша не присоединиться к Европейскому союзу.

Многие экономисты пытаются оценить влияние европейской интеграции на экономический рост Польши, но большинство с осторожностью относятся к результатам собственных исследований, подчеркивая их «хрупкость».Тем не менее, есть несколько значимых публикаций на эту тему, благодаря которым можно рассчитать уровень экономического развития страны в двух ситуациях: 1) неприсоединение и 2) присоединение к ЕС/ЕС. Некоторые авторы указывают на существенное, положительное влияние участия в ЕС/ЕС на развитие страны, оценивая выгоды от 0,5 до даже 2 п.п. ВВП на душу населения в год. В перспективе нескольких лет это означает серьезное влияние на уровень доходов населения. Согласно недавним подсчетам, для всех 17 стран, вступивших в ЕС/ЕС в 1973–2004 гг. (кроме Греции), их членство увеличило ВВП на на душу населения на и повысило производительность.Наибольших преимуществ добились страны Балтии – Латвия, Литва и Эстония. Вообще говоря, если бы не европейская интеграция, ВВП в размере на душу населения каждой из обследованных стран был бы ниже в среднем примерно на 10% в первые 10 лет после вступления в ЕС.

Исследования с участием Польши показывают, что членство в ЕС определенно положительно влияет на экономический рост нашей страны. Если бы Польша не входила в ЕС, темпы роста ВВП составили бы 2,2 п.п. ниже через три года (от одного года до до одного года после присоединения).Средства ЕС, наибольшим бенефициаром которых на протяжении многих лет была Польша, сыграли важную роль, помимо той, что была связана с торговлей. Согласно анализам тогдашнего Министерства развития, каждый год, с момента вступления Польши в ЕС, они увеличивали рост ВВП на четверть, т.е. примерно на 1 п.п. Эти оценки в целом очень похожи на результаты международных опросов.

Один процент дополнительного экономического роста — это огромная выгода. В последние десятилетия Польша развивалась в среднем менее чем на 4%, т.е. примерно на 1,5-2 процентных пункта.п. быстрее, чем в развитых странах. Благодаря этой надбавке на рост повлиял эффект конвергенции, т.е. медленное приближение производительности труда и дохода на душу населения к технологическому пределу. На этот один процентный пункт выгоды от европейской интеграции приходится до половины премии экономического роста по сравнению с развитыми странами. Например, с 2004 по 2018 год средний экономический рост Польши составил 3,9%, а Германии — 1,4%. В результате ВВП на душу населения в Польше увеличился с 40% до 60% от дохода на душу населения Германии (после учета т.н.паритет покупательной способности, т. е. разница в ценах). Если бы не эффект присоединения, сближение с Германией шло бы медленнее — с 40% до 50%. А может быть, этого вообще не было бы.

Европейский Союз как машина конвергенции

Европейский Союз является наиболее эффективным в мире механизмом повышения уровня жизни населения менее развитых стран до уровня развитых стран. Экономист Всемирного банка Интермит Гилл, придумавший знаменитую концепцию «ловушки среднего дохода», назвал ее «европейской машиной конвергенции».Это процесс, посредством которого экономическая и институциональная интеграция приводит к быстрому притоку технологий, знаний и правовых стандартов, чтобы помочь странам с более низкой производительностью достичь более высокой, чем в среднем, динамики производительности труда. Европа за почти семь десятилетий после Второй мировой войны стала более экономически целостной территорией благодаря интеграции, которая не достигалась в таких масштабах нигде в мире — возможно, отчасти в Азии. Периферийные страны интегрированной Европы вовлечены не только в интенсивный международный обмен товарами и инвестициями, что позволяет им быстрее перенимать и распространять технологии из развитых стран, но и в наращивание человеческого капитала за счет более быстрого перемещения людей и институционального капитала в результате принятия правовых норм наиболее развитых стран.В то же время технологические и экономические лидеры имеют доступ к более крупным рынкам сбыта и более дешевой рабочей силе.

Европейская машина конвергенции приносит пользу всем ее участникам, и «вхождение» в нее является одним из основных преимуществ, которых Польша и другие страны Центральной Европы добились от интеграции с Европейским Союзом. Разбивка индивидуальных выгод — от торговли, инвестиций, свободного передвижения людей и институциональных изменений — может размыть общую картину синергии, достигаемой между отдельными процессами.Именно благодаря им в 1990–2017 годах Польша относилась к самым быстроразвивающимся странам мира с учетом исходного уровня развития. Хотя средний рост менее 4% может померкнуть по сравнению с результатами Китая (около 8%) или Эфиопии (около 10%), по сравнению со странами, которые начинали с аналогичным уровнем дохода на душу населения , Польша относится к одна из четвертых самых быстроразвивающихся стран мира. А ее ВВП в на душу населения по отношению к Германии увеличился в то время до уровней, невиданных со времен первой большой волны промышленной революции в Европе, т. е. во второй половине XIX века.Это явление, которое охватывает весь регион. Страны Балтии и Словакия зафиксировали еще более высокие темпы роста в то время, а Румыния начала достигать аналогичных темпов с началом интеграционного процесса в первые годы этого века.

Почему и как работает Европейская машина конвергенции? Есть несколько ключевых механизмов, которые приводят страны к сближению с точки зрения ВВП на душу населения . Во-первых, четыре свободы европейского рынка, т. е. свободное движение товаров, услуг, капитала и людей, создают уникальную в мире сеть связей между странами и обществами — связи, способствующие передаче знаний.Во-вторых, создание единого рынка шло рука об руку с созданием общих правовых институтов, направленных на обеспечение равных условий на этом рынке. Это, например, закон о государственной помощи, существенно ограничивающий возможности правительств по поддержке отечественных компаний в конкуренции с иностранными компаниями, или закон о защите конкуренции, препятствующий образованию картелей и ограждающий рынок от использования доминирующее положение крупнейших предприятий. Сегодня наличие регламентов в этих сферах кажется чем-то вполне очевидным, но внедрение их в общеевропейском масштабе потребовало огромных политических усилий, которых не было и нет в других международных организациях.Эти положения стали платформой для построения прочных основ рыночной экономики во всех странах, участвующих в интеграционном процессе, а для периферийных стран, не входящих в группу наиболее развитых экономик, стали стимулом к ​​введению изменений, которые были бы очень трудно инициировать и поддерживать без внешних импульсов. Наконец, третьим важным механизмом, влияющим на процессы конвергенции, является эффект якорения ожиданий шансов сохранения устойчивых рыночных и демократических институтов в странах, переживающих системную трансформацию.Исследования в области институциональной экономики показывают, что такая привязка помогает повысить вероятность успеха трансформации.

Польша и вся Центральная Европа представляют собой особый случай по сравнению с предыдущим опытом других стран. Это связано с тем, что в процесс евроинтеграции включились гораздо более бедные страны, чей ВВП на душу населения на пороге интеграции (на момент начала переговоров) во многих случаях не превышал одной трети по отношению к Германии. Доход ВВП на душу населения Польши по отношению к Германии составлял в 1990 г. 32%, а на момент вступления в ЕС - 45%; сегодня это 60%.Вхождение Польши в группу наиболее развитых стран, если оно и произойдет, займет еще много лет. Но темпы догоняющего Запада очень высоки по сравнению с историческим опытом. Она может не удовлетворить тех, кто мечтает о стремительном скачке развития, но должна вызывать уважение у тех, кто хотя бы минимально знаком с экономической историей. Японии переход от 33% к 60% ВВП на душу населения по отношению к Германии занял ровно столько же времени, сколько Польша. Произошло это в 1950–1980 годах.Польша идет по японскому пути, и ключевой вопрос не в том, успешен он или нет - потому что ответ очевиден, а в том, можно ли сохранить такой темп сближения в будущем?

Мировой финансовый кризис стал предупредительным сигналом. Но в Центральной Европе, находящейся на грани сильнейших финансовых бурь 2008–2013 годов, тоже есть свои проблемы.Политические партии, которые ставят под сомнение необходимость поддержания институциональных стандартов, соответствующих стандартам развитых стран, набирают силу в Польше и других странах региона. Примеры включают попытки подорвать независимость судебной власти и науки в Польше и Венгрии. В долгосрочной перспективе это еще не изменения, способные подорвать достижения предыдущих тридцати лет, но брешь в стене проделана. Если экономическая конвергенция основана на институциональной конвергенции, то подрыв последней представляет большой риск для первой.

Более того, в восприятии лиц, принимающих решения, и в формирующих общественное мнение кругах развитых стран возвращается разделение на Западную Европу и Восточную Европу, а значит, ослабевает эффект заякоривания ожиданий относительно институциональной стабильности. Сегодня инвесторы (отечественные или иностранные), которые смотрят на Польшу и регион в долгосрочной перспективе, несомненно, имеют больше причин для беспокойства об институциональной стабильности, чем 10–15 лет назад.

Однако пока нет никаких признаков того, что описанные выше различные виды рисков окажут какое-либо влияние на экономические процессы.Вопреки видимому, институциональные шоки пока недостаточно сильны, чтобы существенно изменить решения экономических агентов. Словесные опасения еще не проявляются в реальных инвестиционных решениях. Но угроз на горизонте больше, и их трудно не заметить.

Облегчение трудного пути трансформации

С самого начала системной трансформации, т.е. с 1989 г., было известно, что одной из основных дилемм развития Польши будет необходимость сочетания двух противоречивых требований – сильного накопления капитала и увеличения потребления .Первое было необходимо для увеличения доли частного сектора в экономике, модернизации производственных фондов и достижения высоких темпов экономического роста; во-вторых, обеспечить социальную поддержку усилий по трансформации и реализации мечты догнать Запад по уровню жизни. Экономический опыт и теории того времени указывали на то, что сильное накопление капитала необходимо (хотя и недостаточно), чтобы вызвать высокий экономический рост. В то же время сильное накопление капитала могло потребовать сдерживания потребления.Польша и весь регион Центральной Европы, однако, пошли по другому пути - они основывали свое развитие на быстрой интеграции с развитыми рынками, а также на передаче и распространении технологий от иностранных инвесторов. В Польше сбережения и инвестиции были не очень высокими, но прирост эффективности был высоким. Эта модель принесла успех – устойчивый экономический рост и относительно высокую социальную поддержку преобразований. Недооцененная и очень важная роль европейской интеграции заключается в том, что она позволила Польше гладко решить эту дилемму сбережений и потребления.Благодаря интеграции и связанным с ней преимуществам Польша смогла модернизировать и расширить свой производственный потенциал и в то же время сохранить очень высокий уровень потребления для развивающейся страны.

Польша является одной из немногих стран, добившихся очень высоких темпов экономического роста при относительно низкой норме сбережений, т.е. относительно высокой норме потребления. За три десятилетия с начала преобразований средняя доля сбережений в ВВП составила 18,5%. Как показано на рис. 2, в мире найдется несколько стран, добившихся такого высокого экономического роста при таком низком уровне сбережений.

Процесс европейской интеграции сыграл двойную роль в облегчении преобразований. С одной стороны, постепенная интеграция с европейским рынком и последующие этапы процесса институциональной интеграции с ЕС повысили международный авторитет Польши и привлекли иностранные инвестиции, что позволило быстро распространить технологии и значительно повысить эффективность работы. Международное доверие, которое придала Польше интеграция с ЕС с самого начала в 1990-х годах, стало своего рода заменой необходимости поддерживать высокий уровень сбережений.Это позволило Польше использовать иностранные сбережения в более широком масштабе и в то же время использовать иностранные инвестиции для повышения эффективности.

В то же время прямая финансовая помощь в виде европейских фондов позволила сделать скачок в развитии инфраструктуры, чего Польша не смогла сделать своими собственными фискальными усилиями. В 2004–2018 годах Польша получила от ЕС 159 млрд евро брутто (без премии) и 107 млрд евро нетто (включая уплаченную премию), что по отношению к общему ВВП в те годы составляло примерно 2%.Стоит отметить, что эти средства значительно превышают средства, предоставленные западноевропейским странам по плану Маршалла. Например, Франция получила тогда около 11% по отношению к ВВП в 1948 г., а Польша получила из фондов ЕС - около 50% по отношению к ВВП с 2004 г.

До 2008 г., когда приток средств стал значительно увеличиваться, доля государственных инвестиций в ВВП не превышала 3%, что позволяло поддерживать существующую инфраструктуру и ее незначительное расширение, но не давало качественного прогресса.С 2008 г. доля государственных инвестиций в ВВП увеличилась до 4-5%, что означало дополнительные 20-40 млрд злотых в год на инфраструктуру (в ценах 2018 г.). Эффекты были впечатляющими. Польша улучшила качество инфраструктуры больше всех стран региона, и это подтверждают оценки, содержащиеся в отчете о конкурентоспособности Всемирного экономического форума в Давосе (Форум является не только организатором известной деловой совещание, но и аналитический центр). Сеть автомагистралей увеличилась с 300 до 1600 километров, благодаря чему в Польшу начали поступать новые иностранные инвестиции, что можно увидеть, например, в огромном расширении сектора логистики в последнее десятилетие (увеличение занятости на 100 человек). %).Ко всему этому можно добавить изменения, происходящие в городах – замена парка общественного транспорта, изменения в социальной инфраструктуре (спортивные площадки, школы, бассейны, тротуары, парки и т. д.), улучшение качества воды за счет инвестиций в очистку сточных вод. растений и систем водоснабжения. Без доступа к европейским фондам все эти изменения были бы возможны только при существенном переформулировании структуры государственных расходов, что могло привести к политическим потрясениям.

Таким образом, европейская интеграция позволила Польше легче пережить первые десятилетия трансформации без необходимости проводить экономическую политику, которая была бы гораздо более рискованной и трудной для принятия обществом, а может быть, даже невозможной.Принимая во внимание большое предпочтение участия государства в социальном обеспечении и общественных услугах, сомнительно, чтобы Польша могла проводить политику низких государственных расходов, профицита бюджета и очень низкой инфляции. А вот какой должна была бы быть макроэкономическая политика, если бы Польша, не будучи в ЕС, хотела добиться подобных экономических результатов. Даже если бы эти условия были соблюдены, успех не был бы гарантирован.

Однако будущее не обязательно должно быть таким же, как прошлое.Польша основывала свою модель развития на трансферте технологий и капитала из-за рубежа, но чем ближе ее экономика по эффективности к развитым странам, тем больше должна быть роль отечественных технологий и инвестиций. Западные компании никогда не перенесут в Польшу самые современные технологии и самые важные деловые знания. Ресурсы технологий и знаний, определяющие конкурентное преимущество западных компаний, есть и останутся на Западе. Еще одной причиной растущей значимости отечественного капитала является ожидаемое значительное снижение трансфертов из ЕС – если за последние 10 лет приток средств из ЕС в Польшу составил около 1,8% ВВП, то в следующие 10 лет он уменьшится. вероятно, не превысит 1,5% ВВП.

Включение в международные производственно-сбытовые цепочки

В 1980-х и 1990-х годах, когда Польша переживала системные преобразования и вступала на путь европейской интеграции, мировая экономика двигалась к новой организации производственной системы. Одним из ключевых явлений в мировой экономической системе за последние четыре десятилетия стало развитие международных цепочек поставок (часто называемых цепочками добавленной стоимости; далее, для упрощения, цепочками поставок). Производственный процесс становился все более фрагментарным, его элементы разбивались на большее количество этапов, в которых участвовало большее количество компаний в большем географическом масштабе.Лидерами в этом процессе были автомобилестроение, электроника и швейная промышленность, но в большинстве отраслей наблюдается возрастающая роль международных поставок, что подтверждается многолетним - в большинстве стран - увеличением доли промежуточных товаров в международной торговле. Благодаря европейской интеграции и вступлению в ЕС, Польша была включена в международные цепочки поставок в больших масштабах и могла продвигаться на все более высокие позиции в этих цепочках. Включение польских компаний в международные сети дважды имело наибольшую динамику - непосредственно перед вступлением в ЕС, когда были сняты большинство торговых барьеров и стало ясно, что произойдет расширение ЕС, и сразу после финансового кризиса 2008 года.когда мировой спрос восстановился, и в то же время транснациональные компании искали способы оптимизации затрат. В результате Польша могла бы стать одной из самых промышленно развитых стран Европы с точки зрения доли промышленности в занятости и добавленной стоимости. Каждый четвертый занятый в Польше работает в промышленном секторе, в то время как средний показатель по всему ЕС составляет 16%, а по еврозоне - менее 15%. Символично, что за последние 10 лет Польша была единственной (!) страной ЕС, в которой увеличилась доля занятости в промышленности.

Крупносерийное производство в Польше включает, среди прочего, тормозные системы, системы управления и подушки безопасности транспортных средств, стальные и пластиковые элементы для транспортных средств, металлоконструкции, бумажная и пластиковая упаковка. Польша — крупный завод по производству деталей, который часто характеризуют в негативном ключе как проявление низкой сложности производства. Но это ошибка. Высокая добавленная стоимость может быть достигнута при производстве промежуточных товаров, в том числе деталей.

Интеграция нашей страны в экономическую систему Германии сыграла особенно важную роль в продвижении Польши в международных цепочках поставок. Для Польши Германия стала воротами на мировые рынки и источником трансфера технологий, а Польша стала для Германии промышленной базой, позволившей ее экономике значительно повысить свою конкурентоспособность по отношению к другим промышленным державам.Проявлением растущей роли Польши в цепочках поставок Германии является тот факт, что в 2017 году Польша догнала Италию по доле в немецком импорте, несмотря на то, что ее экономика номинально составляет четверть экономики Италии. В целом, после вступления в ЕС страны Центральной Европы играли все более важную роль в цепочке поставок немецких производителей за счет южной периферии Европы, где промышленность была либо заблокирована структурными проблемами (Италия), либо чрезмерным расширение сектора строительных услуг (Испания).

Сравнение позиций Польши и Италии в цепочках поставок Германии показывает, что важную роль в продвижении в международных цепочках играет способность страны использовать слабые стороны некоторых стран, т.н. центром мировой экономической системы. Польше удалось сделать это за последние 15 лет. Благодаря высокой макроэкономической стабильности и связям с Германией Польша использовала кризис еврозоны для укрепления своих позиций на многих рынках, где доминировали производители из затронутых кризисом стран.Парадоксально, но кризис оказался благоприятным явлением для Польши.

Это видно на примере столярных изделий для окон и дверей, отрасли, в которой Польша в настоящее время является крупнейшим экспортером в ЕС (экспорт достигает 800 миллионов евро в год), опережая Германию (примерно 500 миллионов евро).

В 2007–2017 годах экспорт в Германию, т.е. на самый важный рынок сбыта, увеличился более чем в четыре раза, и это хороший показатель количественного успеха. Но мерилом качественного успеха является увеличение экспорта во Францию ​​- почти в десять раз.До финансового кризиса польские двери и окна практически отсутствовали на французском рынке, сегодня на них приходится около 10% продаж. Экспорт в Италию, страну, которая традиционно занимала прочные позиции в области товаров для дома, также значительно увеличился. Наиболее очевидной причиной быстрого роста присутствия польских товаров на этих рынках является то, что они хорошего качества и имеют конкурентоспособную цену, что стало решающим аргументом для европейских потребителей в период кризиса.

Другой отраслью, которая является примером того, как полупериферийная страна может использовать кризис в центре глобальной экономической системы для улучшения своего положения в этой системе, является мебельный сектор - очень важный элемент польской промышленности, поскольку в нем доминируют польские столица. Финансовый кризис устранил с рынка тысячи компаний, которые не были готовы к значительному замедлению доходов, если их долговая нагрузка была неподготовленной. В самой мебельной промышленности крупнейших стран ЕС после 2009 г.количество компаний сократилось на 3,5 тысячи, больше всего в Испании, Италии и Португалии, странах, наиболее пострадавших от кризиса. В то же время к Польше добавилось 200 компаний, а польский экспорт в три вышеупомянутые страны в 2007–2017 годах увеличился с 220 до 660 миллионов евро. Произошло это на фоне обвала потребительского спроса в этих странах. Даже в 2017 году стоимость потребления с поправкой на изменение цен в странах Южной Европы была ниже, чем в 2007 году. Тот факт, что в таких условиях экспорт польского мебели в эти страны утроился, указывает на то, что затягивание поясов европейскими потребителями способствовало росту продаж на компаний из Польши, которые предложили очень выгодное соотношение цены и качества.

Хорошим примером экспортного успеха польских производителей является также агропродовольственный сектор. В 2004–2017 годах зарубежные продажи продукции этого сектора выросли на 350%. Вступление в ЕС стало возможностью для польских производителей продуктов питания выйти на международные рынки, хотя до вступления они боялись возможной иностранной конкуренции.

Эти примеры могут не удовлетворить того, кто ожидает, что Польша начнет завоевывать мировые рынки в области высоких технологий, что у Volkswagen и Mercedes, Google и Facebook и т. д. появятся польские конкуренты.Но мечты о стремительном продвижении Польши на самые высокие позиции в международных цепочках поставок — это мечты, не учитывающие реальных экономических механизмов. В развитии гораздо важнее регулярность, чем эффектная динамика. Благодаря присутствию в ЕС и сильной интеграции с Германией Польша очень близка к экономическому центру мира и имеет открытое поле для укрепления своих позиций на других рынках, пользуясь «спотыками» лидеров.

Хотя достижения Польши в области интеграции в глобальную экономическую систему впечатляют, масштабы задач на будущее также огромны.Вот несколько вопросов, прояснение которых определит будущую позицию Польши в глобальных цепочках поставок.

Прежде всего, разве польская промышленность, которая постепенно наращивает свой технологический прогресс, не нуждается в более крупных инвестициях в капитал знаний? В течение многих лет в соответствии с руководящими принципами ООН расходы на знания рассматривались как элемент инвестиций. Норма этих инвестиций, то есть доля расходов на интеллектуальную собственность в ВВП, в Польше намного ниже, чем в Чехии или Венгрии, не говоря уже о Западной Европе.В какой-то степени это может быть результатом низких налоговых стимулов для компаний нести такие расходы, но сомнительно, чтобы это было единственным объяснением. В Польше проблема не только в том, что расходы на интеллектуальный капитал низкие, но и в том, что, в отличие от Чехии или Венгрии, они не растут — и это больше беспокоит. Рыночные стимулы, по-видимому, с такой же вероятностью будут стимулировать низкие расходы на знания. Положение компаний в цепочках поставок означает, что многие не чувствуют необходимости инвестировать в знания.В то же время высокая степень фрагментации в некоторых отраслях, таких как производство мебели, означает, что компании не генерируют достаточных денежных потоков, чтобы нести высокий риск таких инвестиций. Экономическая политика имеет ограниченные возможности для изменения этих стимулов. Как показывает опыт 2011–2015 гг., когда в Польшу хлынул большой поток средств ЕС, также выделяемых на инновации, влияние прямых государственных стимулов на инновации на реальные инновации было ограниченным.В период притока средств ЕС расходы на знания не увеличивались. Государственная политика, вероятно, должна больше фокусироваться на стимулировании изменений, влияющих на инновации, а не на самих инновациях. Так что и.а. он должен вознаграждать крупные компании, расширяющиеся на международном уровне, а не сосредотачиваться на поддержке сектора малого бизнеса.

Во-вторых, что непосредственно связано с первым вопросом: готовы ли польские промышленные предприятия к цифровой революции? Расходы на цифровизацию в Польше очень низкие по сравнению с Чехией или Венгрией, что может быть следствием модели развития, основанной на дешевой рабочей силе.Если ИТ и коммуникационный капитал приобретут значение в мировой индустрии наряду с интеллектуальным капиталом, то конкурентные преимущества Польши могут быть частично подорваны. По мере роста заработной платы производство определенных товаров может переместиться в менее развитые страны, такие как Украина или Балканы, особенно в случае расширения Европейского Союза. Производство, которое будет подлежать автоматизации, может быть сосредоточено в большей степени в развитых странах.

В-третьих, угрожает ли стратегическому положению польской промышленности растущий протекционизм и торговые войны? Речь идет не только о возможных ограничениях потока товаров, но и о растущем убеждении западных стран, таких как Франция, Италия или Соединенные Штаты, в то, что глобализация торговли привела к негативным последствиям для благосостояния среднего класса.Польша явно выиграла от глобализации, разместив в стране элементы цепочек поставок международных компаний и специализируясь на производстве определенных товаров, таких как бытовая техника и мебель. Если западные страны начнут медленно выходить из-под защиты глобализации, симптомы которой уже видны, то экономическая модель, на которой основан промышленный успех Польши, изменится в непредсказуемом направлении.

В-четвертых, не будет ли положение Польши в мировой экономической системе способствовать «консервации» роли польской промышленности как субпоставщика промежуточных товаров? Польская промышленность повышает уровень развития производства и степень обработки производимых товаров, но в нынешнем положении все еще остается огромное поле для дальнейшего технологического прогресса и создания все более высокой добавленной стоимости, поэтому сегодня это не является проблемой.Но дело в цепочках поставок и специализации в том, что трудно изменить то, где вы находитесь. Вы можете продвигаться в сферах, где занимаете значительное положение, но перейти на совершенно новые уровни сложно. Например, у компаний в Польше есть огромное поле для добавления ценности за счет автоматизации, но у них также очень ограниченные возможности для создания собственных сетей продаж в мире и собственного бренда. Хорошим примером может быть промышленность, опущенная здесь, но играющая большую роль в польской переработке - производстве продуктов питания.На протяжении многих лет польские продовольственные компании пытаются выйти на азиатские рынки, но напрямую им это не удается, а только через посредников из Германии или Нидерландов, которые, конечно же, генерируют наибольшую маржу во всем процессе. Бренд и продажи – это элементы цепочки поставок, которые будет труднее всего развивать компаниям в Польше.

Польша в Европейском Союзе – вызовы на ближайшие годы

Самый интересный вопрос, который можно задать после 15 лет членства Польши в ЕС, это то, какой она будет в ближайшие 15 лет.Но попытка ответить на этот вопрос слишком близка к смелой футурологии. Более реалистичный подход состоит в том, чтобы определить ключевые вызовы экономического аспекта присутствия Польши в Европейском Союзе. Некоторые из этих проблем уже были описаны. Это включает институциональные потрясения в Центральной Европе, изменение парадигмы развития или поиск новых путей продвижения в международных цепочках поставок. На данный момент эти вызовы будут отнесены к основным проблемам, с которыми Польша столкнется в ближайшие годы.

Можно выделить две области стратегических вызовов экономическим аспектам членства Польши в ЕС. Во-первых, это угрозы фундаментальным свободам единого европейского рынка или, в более широком смысле, угрозы глобализации, от которых Польша явно выигрывает. В развитых странах усиливается политическое давление с целью применения протекционистских инструментов, что ставит страны, получающие выгоду от развития международной торговли, в сложное положение. Во-вторых, необходимо ответить на вопрос о будущем Польши в еврозоне.Это касается не только вопроса смены валюты, но и определения роли Польши в ЕС, который все больше будет становиться союзом одной валюты.

Сохранение правил, регулирующих четыре свободы единого рынка, вызывает сомнения. Эти свободы никогда не были полными, но сегодня политическое давление больше направлено на их ограничение, чем на усиление. Хотя ЕС реализует множество амбициозных проектов по укреплению общего рынка, таких как Инвестиции в трансъевропейские сети, построение единого энергетического рынка или реализация цифровой повестки, но это технократические проекты, которые до сих пор являются наследием стратегий, разработанных до финансового кризиса.Фундаментальным изменением, произошедшим в годы после кризиса, стало растущее убеждение западноевропейских обществ в том, что глобализация и интеграция с развивающимися рынками принесли им больше потерь, чем преимуществ, что увеличение доходов среднего класса в странах Центральной Европы произошло за счет упадка благосостояния средних классов старых европейских стран. Симптоматично мнение двух либеральных британских экономистов, Мартина Вольфа и Олдера Тернера, о том, что открытие британского рынка для иммигрантов из Центральной Европы было слишком быстрым и могло способствовать росту антиевропейских настроений в британском обществе.Поскольку даже прогрессивные эксперты с осторожностью относятся к преимуществам евроинтеграции и связанных с ней свобод, чего можно ожидать от ведущих политиков? Эта сдержанность в отношении глобализации и рыночных свобод в ЕС постепенно трансформируется в реальные политические решения. Например, изменения в положениях о командировании работников являются четким сигналом того, что конкурентные преимущества Польши и других стран Центральной Европы могут быть ограничены. Очевидно, что более бедные страны ЕС основывают свои преимущества на дешевой и сильной рабочей силе, так же как более богатые страны получают выгоду от более низкой стоимости капитала.В ЕС существует баланс между этими преимуществами, и попытка регулирующего вмешательства является ударом по стратегическим интересам стран Центральной Европы.

Проблема присутствия Польши в еврозоне носит другой характер. Это больше относится к определению собственной стратегии, чем к реагированию на изменения во внешней среде. И определить эту стратегию будет очень сложно, потому что сталкиваются очень веские аргументы двух противоречащих друг другу вариантов.

Аргументы относительно быстрого (в перспективе десятилетия) присоединения Польши к еврозоне можно разделить на две группы.С одной стороны, есть традиционные экономические аргументы – присутствие в зоне евро снизит валютный риск и укрепит торговлю, снизит стоимость капитала и увеличит инвестиции, и в целом может помочь Польше продвинуться в международных цепочках поставок. С другой стороны, вот уже несколько лет все чаще и чаще нарастают политические аргументы – переход на евро должен стать якорем присутствия Польши в ЕС и, шире, в структурах западной политической и экономической система. Присоединение к еврозоне все чаще называют политическим и даже цивилизационным, а не только экономическим постулатом.После Brexit в ЕС будет гораздо больше доминировать страны, владеющие евро, и структуры принятия решений в зоне евро и ЕС могут постепенно пересекаться в долгосрочной перспективе. Это могло ухудшить положение стран с собственной валютой и привести к их постепенному дрейфу по стопам Великобритании.

Аргументы против смены валюты столь же сильны. Еврозона будет постоянно нестабильной до тех пор, пока валютный союз не будет сопровождаться политическим союзом, а такая возможность не видна на горизонте.Также нет никаких сигналов о том, что у еврозоны будет собственный большой бюджет, способный поддерживать общие цели социальной политики или вводить общие облигации, общие налоги и другие инструменты экономической политики. Даже если основы политического союза могут быть согласованы на межправительственном уровне, очень сомнительно, что это будет принято в национальных парламентах или на референдумах.

Как отмечает известный бельгийский экономист Поль де Грауве, без политического союза и без собственной денежно-кредитной политики страны еврозоны подобны более бедным развивающимся рынкам, занимающим валюту, которую они не контролируют, и поэтому становятся очень чувствительными к капризам финансовых рынков.Вместо повышения стабильности евро снижает ее. Вместо того, чтобы способствовать согласованности и конвергенции, она порождает конфликты и расхождения.

Польша получила огромную пользу от членства в ЕС во многих областях. Европейская интеграция позволила ему, прежде всего, догнать Запад по ВВП на душу населения и сделала этот процесс более плавным, чем это могло бы выглядеть в альтернативных сценариях. Механизмы, лежащие в основе этого успеха, все еще работают, и есть много причин полагать, что экономический прогресс, вызванный преимуществами членства, продолжится.Но в то же время можно утверждать, что самые низкие плоды системной трансформации и евроинтеграции уже сорваны. Стратегический выбор становится все более сложным и неочевидным.

Больше всего земли принадлежит церкви, но не вся она сельскохозяйственная

Владение сельскохозяйственными угодьями становится все более прибыльным капиталовложением, но не только. Идеи его сбора самые разные, от традиционных, связанных с заработком на ведении сельскохозяйственной деятельности — вот передовые семейные фермы в Австралии, молочная ферма в Китае или российские магнаты — до концепции создания идеального сельского хозяйства, под под видом которого создатель покупает сельскохозяйственные земли в США у Microsoft Билла Гейтса.С такими гигантами самые большие польские латифундисты - блохи.

Тем не менее, крупнейшим землевладельцем в мире является Римско-католическая церковь. По данным The New Statesman, ей принадлежит 71,6 млн га, но не все из них — сельскохозяйственные угодья.

Крупнейшие фермы находятся в Австралии и Китае

В списке ста частных землевладельцев мира, составленном в основном на основе Land Report 100 за 2020 год, больше всего позиций занимают владельцы ферм в Австралии. Его открывает богатейший гражданин Австралии, горнодобывающий магнат Джина Райнхарт. Он имеет в общей сложности около 10 миллионов га . Некоторые из них, около 2 млн га, используются для разведения крупного рогатого скота породы вагю.

В свою очередь самая большая ферма в мире площадью 9,1 млн га находится в Китае. Это мегаферма города Муданьцзян, принадлежащая китайской компании Zhongding Dairy Farming и российской компании Severny Bu . Эта ферма размером с Португалию поддерживает 100 000 рабочих мест.коров, дающих 800 млн литров молока в год и поставляющих на российский рынок.

Австралийская сельскохозяйственная компания (старейшая компания Австралии), основным акционером которой является британский магнат Джо Льюис, владеет 6,4 млн га. Ферма содержит поголовье крупного рогатого скота в 400 тысяч. искусств, специализирующийся на породах вагью.

Еще один австралийский гигант — North Australian Pastoral Company. Эта частная компания охватывает 6,1 млн га и, как и предыдущая, занимается:в мясное скотоводство.
Чуть меньше, т.е. 5,3 млн га, принадлежит Handbury Group . Здесь довольно много как семейных ферм мясного скота с традициями, так и тех, которые перешли под управление местных инвесторов из СМИ, банковского дела, промышленности Китая и Великобритании.
Список австралийских земельных гигантов с 94-й позицией в рейтинге Land Report замыкает ферма, принадлежащая семье Белл, которая занимает площадь более 225,4 тыс. га специализируется на разведении овец-мериносов.

Изобретатель CNN также занялся сельским хозяйством

Только 35 место в представленном рейтинге занимают владельцы со старого континента. И не с Запада, а с Востока. Это братья Виктор и Александр Линниковы, владельцы ведущего российского производителя и экспортера мяса «Мираторг ». По данным «Большого сельского хозяйства», компания контролирует более миллиона гектаров по всей стране и, таким образом, занимает первое место в списке крупнейших землевладельцев России.
В свою очередь, 41 позицию занимает KazExportAstyk Holding с 1 млн га , компания, работающая на границе Восточной Европы и Центральной Азии, крупнейший в мире производитель льняного семени. Компания принадлежит казахстанскому врачу Руслану Молдабекову и Европейскому банку реконструкции и развития (ЕБРР), который предоставил кредиты для некоторых инвестиций Молдабекова.

Номер 45 в Земельном реестре тоже принадлежит россиянину. Это Игорь Худокормов, владелец «Продимекса» (включая сахарный завод), который считается крупнейшим частным землевладельцем в стране.Худокормов владеет более 892 000 кв. м, включая долгосрочную аренду «Продимэкс». ха. На земле, принадлежащей магнату, также есть теплицы.

Чуть меньше земли, чем у Худокормов, т.е. почти 810 тысяч. га, принадлежит американскому миллиардеру Теду Тернеру (53-е место в списке Land Report), основателю CNN (американская телекомпания). У этого медиа-магната самое большое в мире частное стадо бизонов, которое насчитывает 45 000 особей. животные.

Более 700 000га находится в управлении казахстанской компании «Агроцентр Астана» (57 место в Земельном отчете). Этот зерновой гигант охватывает в общей сложности 27 мегаферм в Казахстане, а также несколько крупных элеваторов и пекарен.

Империя бывшего министра сельского хозяйства Ткачова

Русская фамилия вновь появляется на 58 месте. Речь идет о семье бывшего министра сельского хозяйства Александра Ткачова. Этот семейный бизнес насчитывает 660 тысяч. га в самых дорогих регионах страны (Краснодарский и Ставропольский края и Ростовская область) общей стоимостью 88,6 млрд руб.Latyfundium имеет 29 ферм и более 700 фирменных торговых точек. Экспорт включает птицу, зерно, сахар и патоку. Сельскохозяйственная продукция идет в Китай, Ливию, Иран, страны СНГ, на Ближний Восток и в Турцию. А грокомплекс является крупнейшим производителем круп в Северо-Кавказском федеральном округе. Годовой сбор зерна составляет 1,8 млн тонн. Посевная площадь сахарной свеклы и сои более 40 тыс. ха. Ферма занимает второе место в России по производству коровьего молока, пятое по сахару и шестое по мясу.В 2020 году запущен завод по переработке сои мощностью до 100 тыс. тонн корма в год. В комплексе также есть сады и огороды и несколько километров теплиц. До того, как стать бизнесменом, Александр Ткачев сам был директором одного из колхозов, который сейчас является частью семейной империи. В 1993 году он провел приватизацию, т.е. принял землю в собственность свою и своей семьи, а затем купил и расширил латифундий разными способами.

Почитне 60-е место занимает компания, которая также находится в России, но на этот раз принадлежит немцу Штефану Дюрру.«ЭкоНива-АПК Холдингс» занимает более 630 тыс. ха. Это одна из ведущих компаний такого типа в России. Основное направление деятельности холдинга – молочное животноводство. Ферма содержит 112 тыс. дойных коров со среднегодовым удоем более 8 тыс. голов. литров, производит около 3,2 млн литров молока ежедневно. Распространен как в России, так и в Европе. Дюрр был связующим звеном между немецкими и российскими парламентариями, когда речь шла об сельскохозяйственных отношениях между двумя странами.

Маслопроизводитель, подсластитель и производитель мяса птицы

Андрей Веревский, зерновой предприниматель из Украины, который является основным акционером и основателем сельскохозяйственного гиганта «Кернел», также входит в список ста самых влиятельных владельцев сельскохозяйственных земель в мире.Компания насчитывает 514 тыс. га и является крупнейшей фермой в стране и одним из ведущих мировых производителей подсолнечного масла.

На два места впереди оказался украинский бизнесмен Олег Бахматюк, которому принадлежит 100% UkrLandFarming, одного из крупнейших сельскохозяйственных предприятий Восточной Европы. В компании около 500 тыс. га очень плодородной земли. По другим источникам, всего у UkrLandFarming 670 тысяч. га, а 5% акций принадлежат Cargill, а холдинг Glencore International контролирует 80 тыс. через дочернюю компанию.ха.

В рейтинге Land Report, кроме упомянутых выше, землевладельцы из России занимают еще 7 позиций. Среди них, например, бизнесмен Кирилл Миновалов, один из богатейших людей России, владеющий компанией «Авангард-Агро» (448 тыс. га), одним из крупнейших в мире производителей солода. Компания управляет четырьмя солодовнями в России и Германии. В свою очередь Виктор Наурузов возглавляет Группу компаний «Ресурс» (320 000 га), которая была создана в 2003 году и стала крупнейшим экспортером мяса птицы в России.Помимо разведения цыплят, с 2011 года «Ресурс» также занимается растениеводством.

Фермер Билл Гейтс не попал в рейтинг — почему?

Имя Билла Гейтса, , не числилось среди лучших мировых магнатов, хотя в Land Report он был назван «фермером Биллом». Однако он сделал это небезосновательно. Один из богатейших людей мира вместе со своей женой Мелиндой является крупнейшим частным землевладельцем в США.В общей сложности компания Гейтса владеет примерно 100 тыс. га пашни в 18 штатах. Крупнейшие фермы находятся в Луизиане (28 000 га), Арканзасе (19 000 га) и Небраске (8 000 га). Согласно исследованию The Land Report, земля принадлежит напрямую Гейтсу и через инвестиционную фирму Cascade Investments. Как отмечает Forbes, не совсем ясно, как используются сельхозугодья Гейтса. Однако есть признаки того, что земля может использоваться в соответствии со значениями фонда.Cottonwood Ag Management, дочерняя компания Cascade, является членом Leading Harvest, , некоммерческой организации , которая продвигает стандарты устойчивого сельского хозяйства, такие как защита сельскохозяйственных культур, почвы и водных ресурсов.

Подконтрольная Гейтсу компания Cascade Investment также является акционером производителей растительного белка Beyond Meat и Impossible Foods, а также производителя сельскохозяйственной техники John Deere. Крупнейшее поглощение сельскохозяйственных земель компанией Гейтса произошло в 2017 году, когда Cascade Investment приобрела 61 объект сельскохозяйственного назначения у канадской инвестиционной фирмы за 500 млн долларов.

Кроме того, через частный Фонд Билла и Мелинды Гейтс Гейтс участвует во многих сельскохозяйственных стартапах, таких как компания по защите растений AgBiome. Билл Гейтс также возглавляет Breakthrough Energy Ventures (BEV), фонд, специализирующийся на решениях проблемы изменения климата, в который также входят многие миллиардеры из технологической отрасли.

Магдалена Шиманская
Фото.

Спасибо за прочтение статьи и за то, что вы с нами.
Если вы хотите получать самые интересные сельскохозяйственные новости, подпишитесь на рассылку TPR прямо сейчас!

Этот товар может вас заинтересовать

Weekly Poradnik Rolniczy - подписка на 6 месяцев

Вы платите только

Смотрите также

• 
  Актрисой анной сесиль свердловой
• 
  Гноится кутикула
• 
  Типажи весна лето осень зима
• 
  Большие новогодние игрушки на елку
• 
  Чем поклеить стены на кухне
• 
  Через сколько дней щенки открывают глаза после рождения
• 
  Ванная комната в эко стиле
• 
  В какой стране меньше всего разводов
• 
  Что означает знак велосипед в красном треугольнике
• 
  Лестницы в доме варианты
• 
  Нужно ли втирку покрывать топом